Евгений КОЗЛОВСКИЙ ЭТЮД 26(Александр Лаэртский. "Вымя") - #$ твою мать, - сказал Василий Иванович и грязно выругался... Фольклор Почему "Вымя"? Это слово два-три раза встречается в песнях, записанных на диске, и, сколько я понял, обозначает не то бабу вообще (не Женщину с большой буквы, а бабу... то есть, не деревенскую бабу, а... ну, вы, конечно, все всё поняли), не то ее... снова, как бы это выразиться... молочные железы? бюст? женскую грудь?.. То есть, можно полагать, что название альбома декларирует позицию автора по отношению как к Возвышенной Любви, к Прекрасной Даме, так и ко всему Возвышенному вообще. Короче, в точности по острой и блистательной в своей афористичной краткости пародии на романтичнейшее восьмистишие Иннокентия Анненского, отца российского символизма и гимназического учителя-латиниста (или не латиниста, забыл) в Царском Селе:
Среди миров, в мерцании светил Стишок пародии заслужил бесспорно, ибо не случайно же превратился в гитарный шлягер шестидесятых-семидесятых: трогательная банальность... Еще в большей степени заслужили пародии и раздражения все наши реалии, о которых "нельзя без дрожи в голосе". Посему можно трактовать "Вымя" и как соседа по грамматической форме словам "Знамя"... ну, не знаю, "Пламя" еще там... "Племя"... Не в смысле зоологическом, а как "Здравствуй, племя младое, незнакомое..." Впрочем, Лаэртский отнюдь не пародист. Он - поэт. Ему просто плохо от наших реалий. Настолько плохо, что уже смешно. Он нигде не ругается. Он никого не клеймит. Он констатирует жизнь со смехом, с женскими подпевками, которые фантастически идут его песням, с трубными торжественными сигналами, исполненными на синтезаторе. Сперва мы (интеллегенция) грешили на самодержавие. Потом - на большевиков. Сейчас, кажется, на демократов. Однако же, дело, кажется, в нашем народе, этносе. В нашем психологическом обычае. Знаете, я сижу за баранкой лет уже больше тридцати, и все не хватает мне ни ума, ни спокойствия, чтобы понять, почему для водителя, стоящего перед светофором в ожидании зеленого сигнала появление оного всегда - как гром среди ясного неба. Он (водитель) некоторое время приходит в себя, и только потом уже нажимает на педаль сцепления. В результате на зеленый вместо полутора десяток машин успевают проехать всего две-три. Нет, я понимаю, можно задуматься о чем-то, можно расслабить внимание, - но это же постоянно, всегда, у всех! Или еще: если со светофора надо двинуться прямо, - еще пол-беды. Но если, не дай Бог, повернуть направо, а то и налево - о! это для московских шоферов фигура, покруче петли Нестерова. Они долго примериваются, после чего поворачивают на скорости, приблизительно, километров пятнадцать в час. А не обращали ли вы внимание, как движутся в Москве автомобили по трасе полос на пять-шесть в одну сторону, по новой кольцевой, например? Заняты все полосы! - даром, что и машин-то тоже всего пять-шесть. И эти пять-шесть идут со скоростью, скажем, шестьдесят или шестьдесят пять. То есть идти гуськом - никого бы не задержало, зато позволило бы тем, кто едет быстрее, не толпиться сзади и не уговаривать миганием дальнего света и сигналами уступить дорогу. На Западе же... Я все это не случайно рассказываю. Это - наша психология, мы в ее окружении живем и, если верить Карамзину (а с чего бы ему и не поверить?) - жили всегда. Наверно, будем жить еще очень-очень долго. Как минимум - на протяжении жизни любого из читающего эти строки. То есть такое чувство, что мы - обречены! Сокрушаться по этому поводу столь же бессмысленно, как по поводу дурной, скажем, погоды. Раздражаться на это - вгонять себя в гроб. Диссидентские деятели семидесятых годов (и их демократические предтечи столетней давности, г-н Михайловский и иже с ним) раздражались, ругались, да и сами характеры испортили до невозможности, и народ взбудоражили, в случае Михайловского - аж прямо черт знает на что! Остается грустно посмеиваться совершенно благостным голосом. Это, знаете, выход! Это - решение. Лаэртский если уж не открытие совершает, то предлагает гениальный рецепт выживания. Кстати о погоде. Кто-то умный, не Зиновьев ли или Лев Гумилев, выразился как-то в смысле, что граница европейской цивилизации проходит по линии нулевой изотермы. То есть там, где в среднем в году температура ниже нуля, ждать прихода цивилизации бессмысленно. Лаэртский это не то тоже читал, не то - что называется, дошел сам. Не случайно одна из наиболее ярких песен этого диска называется "По Замерзшим Кускам Грязной Воды". (Тут же кстати: заголовки, где каждое слово - с прописной, выдают не бытовую, но философскую суть песен г-на Лаэртского; впрочем, она, слава Богу, проявляется не в одном написании заголовков и не в одном постоянном присутствии белых стихов). Не случайна и предфинальная фраза "Ползучего Голландца": "Вещи творятся вокруг несуразные: нелепо же там, где минус двадцать..." Кстати, почти двухминутный хвост этого самого "Голландца" с бормотанием по телефону заканчивается совершенно выматывающими короткими гудками отбоя, busy, - знакомыми, должно быть, всем, кто пользуется модемом и, подобно мне, никак не могут понять, почему в нашей благословенной России так трудно, так практически невозможно ввести их параметры в стандарт, чтобы модемы ловили их и отключались! Ладно, Бог с ним... Будем считать, что все это - вступление. Когда я упомянул при моей знакомой барышне имя Лаэртского, она наморщила лобик, припоминая, а потом сказала: "Это этот... матершинник, что ли?" О, да! Г-н Лаэртский употребляет в своих песнях (и комментариях) матерные слова. Учитывая наш обычай, это экстравагантно. Это способно разозлить одних, привлечь других. Но такой обычай - это тоже из области нестандартных busy и пауз у светофоров. Обратите внимание на то, как это у нас называется. НЕНОРМАТИВНАЯ ЛЕКСИКА! Это ж надо такое придумать! Это ж что это за слово такое - НОРМАТИВ?! Не норма, не закон, не привычка... НОРМАТИВ! С ума сойти. Норматив - это то, что предписывают второго-третьего эшелона начальники по своему высокому разумению. То есть - косматая чушь. Когда я впервые начал слушать Лаэртского (это уже потом я вспомнил, что он ведет передачу на "Эхе Москвы", а по первости в его имени не больше было для меня информации, чем в именах сотен сегодняшних певцов и певиц), я буквально с первых слов понял, что имею дело с человеком культурным. Одно это меня почти ошеломило (я уже писал и про Чижа, и про Натали, и про кого-то там еще: их воинствующее, амбициозное бескультурье я не приму НИКОГДА) и, естественно, расположило к общению. И я общался. Должен заметить - ни одного диска, взятого на рецензию, я не слушал так много, в результате - привык и полюбил. Но так и не сумел составить полное представление о жанре Лаэртского: какую бы концепцию ни выдвигал, всегда оказывалось, что в Лаэртских песенках заключено много больше. Вернемся к мату, по которому я едва ли не специалистом на сайте cdru.com заделался. Вы знаете, Лаэртский употребляет ровно столько матерных слов, сколько употребляем их мы в обычных наших кухонных разговорах, даже трезвых. И ровно в тех же контекстах. Я уважаю позицию Игоря Лебедева, помещающего на сайте мои этюды, заключающую, в числе прочего, и нелюбовь к мату. Потому не стану приводить буквальных примеров. Но загрузите песенки альбома по Real Audio, а еще лучше - загрузите сам диск в свой проигрыватель или CD ROM и попробуйте высказать то же, что высказывает Лаэртский, не употребив слов... (ах, мне могу написать, каких именно). Вряд ли получится. Другой разговор, порушит ли (хоть чуть-чуть) г-н Лаэртский своим упорным нежеланием вести себя по "нормативам" эти самые "нормативы", но, как говаривал Вольтер, - надо возделывать свой садик, и г-н Лаэртский возделывает последовательно. (Кстати, видел недавно сделанный в Америке англо-русский и назад карманный переводчик - так там безо всякой стыдливости присутствуют все "ненормативные" слова; полагаю, американцы не хотели ни шокировать никого, ни эпатировать: просто американские термины, русские эквиваленты которых считаются в России почему-то ненормативностями и непристойностями, в американской жизни присутствуют вполне равноправно, - и американские наивные разработчики, даже если среди них присутствовали и российские эмигранты, которые, как мы все, быстро "привыкают к хорошему", - просто не врубились, почему именно эти слова, достаточно частотно-распространенные, нужно из лексикона переводчика исключить.) При том, что Лаэртский безусловный и яркий поэт. Поэт, которого наши милые дамы буквально заставили называть их возвышенный бюст выменем, а наши идиоты-педагоги и врачи - сочинять песенки о бесчисленных "грудничках". "И два кусочечка сыра колбасного, словно глаза о#@евшего блюдечка..." По-моему - восторг! Это - не единственная блистательная метафора на диске, но их мало, и не потому мало, что Лаэртскому трудно их сочинять - потому что их наличие не вполне уместно в его поэтическом мире. То есть - в нашем реальном мире. А дальше я мог бы просто писать про каждую из песен, ибо каждая, в сущности, заслуживает своего этюда. Вот, например, первая, "Восьмое марта", о том, как "по Военно-Грузинской дороге пыльный обоз $#@чит, везет белье кружевное, бижутерию и колготы женщинам, что в окопах, в касках и противогазах уже вторую неделю заняты важной работой: на них проверяют газы, трассирующие пули и &^%енные бомбы, напалмовые и не очень, пить не дают, не кормят, слепят прожекторами, удобрением посыпают, на ночь ревун включают, $#@%женный кем-то с судна, идущего на списанье, но все же - достаточно мощный, несмотря на преклонный возраст". Тут, заметьте и разговор про женщин, у которых, коль уж на них проверяют газы и трассирующие пули (преувеличение? ну, разве чуть-чуть, в рамках поэзии; а то еще окажется, что и действительный случай), и не могут иметь бюста, но только вымя. Тут и - достойная восторженного лингвистического и языкового анализа длинная фраза, покруче, пожалуй, многих из тех, которыми в восьмом классе на уроках русского языка должен был поражать и восхищать нас граф Лев Николаевич. Тут и те самые символы-джокеры, по одним которым (в контексте, разумеется) можно целую монографию написать. А музыка... а романтические женские голоса в подпевках... Однако - все-таки своего этюда, отдельного, а этот общий надо кончать, ибо мой жанр тоже требует подчинения собственным законам. А ведь просто просится! И "Это - Я" (гениально!) И "По Замерзшим Кускам Грязной Воды"... И совершенно потрясающая "Сабля"!.. ("Саблю несу под мышкой по Новому, б@#$%, Арбату, @#$нистически сильный, мужественный весь, красивый!" - вообразили картину?) с философским финалом. И "Greenpeace"! И "Пупсик (Part 1)" Вот еще, пропустил заметить, что песни на диске прослоены микрофрагментами из передач "Эха Москвы", и, как правило, это сделано так точно, что снова выдает руку чрезвычайно чуткого к слову, композиции и смыслу поэта. Вот, например, диалог с некой дамой: "Я была сегодня на спектакле в Большом театре... Милый мой... прекрасная Рудакова!" "А скажите вот, нас-то не пускают там на сцену никак... Вот вид со сцены на Большой театр - он впечатляет?" "Абсолютная @#$ня полная!" Что же касается... ненормативной лексики. Рассказывают, что как-то пьяная в дугу Вера Инбер в присутствии Анны Ахматовой и Лидии Чуковской таким матом разговорилась, что Чуковская попыталась ее одернуть. На что Анна Андреевна сказала: "Лидочка, ну мы же с вами, в конце концов, филологи!" Вот. Я тоже - филолог. На прощанье хочу сказать, что, привыкнув к нему не вдруг, переместил диск Александра Лаэртского со "служебной" этажерочки в личную. Copyright 1998 текст от Евгения Козловского Другие этюды Евгения Козловского Интервью А. Лаэртского журналу Медведь
Обзоры этого автора
[Первая страница]
|